«Мои родители познакомились и поженились в городе на Неве еще до начала Великой Отечественной войны. Сначала семья жила в поселке Мга, а затем мы переехали в Ленинград, в дом на Пушкинской улице, где и пережили страшную зиму 41-го года. Папа в это время уже находился на фронте. В начале 1942-го, когда было принято решение об эвакуации из блокадного кольца самых больных и истощенных жителей, моей маме удалось выехать с нами из осажденного города по «дороге жизни». Эшелон, в котором ехали люди, больше походившие на ходячие мумии, следовал в южном направлении. Но для моей мамы, как и для многих других эвакуированных, «дорога жизни» стала дорогой смерти», – рассказывает Лидия Леонидовна Петрова.
А вот как в своей книге события той поры описывает ее отец, военный корреспондент Леонид Петров.
«Ленинград для меня был вторым родным городом, городом юности, городом, в котором учился, проходил военную службу, вступил в супружеский союз. И вот теперь город был блокирован. Сотни тысяч матерей, отцов, жен, братьев и сестер остались в осажденном городе. Таких семей, как моя, были десятки тысяч. К личным переживаниям добавлялось то, что я никак не мог наладить переписку с семьей. На письма и телеграммы ответов не получал. Но, несмотря на это, продолжал писать. 15 декабря 1941 года было отправлено письмо по адресу: Ленинград, Пушкинская,10. Любой гражданке, проживающей в этом доме. Вот что тогда было написано: «Уважаемая гражданка! Искренне прошу исполнить мою просьбу – сообщить судьбу моей семьи, проживающей в квартире 59. Несмотря на десяток писем и несколько телеграмм, не имею с семьей никакой связи. О чем переживаю. Семья – жена Петрова Елизавета Павловна и двое дочерей – в эту квартиру переехали со станции Мга, когда там сложилась неблагоприятная обстановка. Заранее с благодарностью, капитан Л.Петров».
В сентябре 42-го Леонид Петров все же получил от супруги первое, долгожданное письмо, отправленное со станции Мга, а следующее пришло уже из Ленинграда.
«Здравствуй, милый Лёнечка! Я сейчас нахожусь в Ленинграде с детьми. Из дома пришлось уехать, а сейчас вернуться нельзя, не ходят поезда. Мама и папа остались там, и связи с ними никакой не имею, были на станцию налеты. Сейчас здесь тоже приходится переживать опасность положения...»
И, наконец, последнее письмо от жены, полное отчаяния и тревоги, капитан получил 30 января 1942 года.
«Здравствуй, дорогой Лёня! Получила твою открытку от 12.12.41 года, из которой мне стало ясно, что ты мои письма не получаешь, так же, как и я от тебя ничего не получаю с октября месяца. Как жаль, что не могу тебе передать, в каких условиях я нахожусь с детьми. Они совсем ослабли, лежат в кровати, сама едва держусь на ногах. Сделай все возможное, помоги выбраться, окажи какую-нибудь помощь. Ленинград в кольце. Целуем, я и дети».
Сердце отца разрывалось на части, изо всех сил он старался помочь семье. В марте 1942 года капитану Петрову удалось добиться командировки в Ленинград.
Вскоре, 3 апреля, капитан Петров получит известие о том, что его жена Елизавета по дороге в эвакуацию умерла, о чем свидетельствовал акт, составленный милицией на станции Арчеда (стилистика и пунктуация документа сохранены).
«В конце 1942 года марта 28 дня, станция Арчеда. Уполномоченный железнодорожной милиции, зам.начальника вокзала ст.Арчеда составили настоящий акт о том, что с поезда № 104 был снят труп женщины, с которой оказалось 190 руб. денег, паспорт на имя Петровой Елизаветы Павловны, с нею же было двое детей на которых имелось 2 свидетельства о рождении. Дети также были сняты с поезда. Одна из них оказалась больной. Петрова Лидия была помещена в больницу ж.д. станции Арчеда, а Петрова Лариса была взята секретарем политотделения ст.Арчеда тов.Леонтьевой на воспитание. При взятии девочки тов.Леонтьева получила деньги в сумме 190 руб, свидетельство о рождении Петровой Ларисы, а так же вещи, принадлежащие девочке и ее матери: пальто дамское суконное черного цвета б/употреблении, детское пальто синего цвета б/употреблении, 1 пара детских туфель, 1 пара детских бот резиновых, 1 пара детских валенок с галошами, 1 часы будильник старые, дамские серьги золотые из них одна поломана, 1 серебряная брошка и одна браслетка поломана, имеет два золотых ободка. О чем был составлен настоящий акт».
Елизавета Петрова была похоронена в братской могиле на старом церковном кладбище города Фролово вместе с другими ленинградцами, снятыми с поезда №104. Так десятилетняя Лида оказалась в железнодорожной больнице, где ее день за днем выхаживали врачи. Позже девочка была помещена в детский дом, откуда ее впоследствии забрал отец. Девочка выросла, окончила медицинское училище, работала в госпиталях, а затем судьба привела ее в Белоруссию, где более 40 лет Лидия Леонидовна Петрова трудилась в сфере здравоохранения. Ее младшая сестренка Лариса стала журналистом, работала в Останкино и написала две книги о страшной поре их военного детства. Лариса также разыскала братскую могилу в городе Фролово, на которой установлена табличка с надписью: «Несгибаемым жителям блокадного Ленинграда...»
Екатерина ДОЛЖЕНКО, "НГ" |
27 января 2014 года отмечается памятная дата – 70-летие полного снятия блокады Ленинграда. В нашем городе также проживают люди, чьи судьбы непосредственно связаны с этой самой драматичной страницей истории Петербурга. Давайте сегодня с памятью и почтением заглянем в семейный архив жительницы блокадного Ленинграда, ветерана новополоцкой медицины Лидии Леонидовны Петровой.
«Мне было поручено доставить на бортовой машине ЗИС-5 продовольствие в адрес Ленинградского союза писателей. Эта поездка представляла возможность на обратном пути эвакуировать мою и другие семьи. Совершать рейс с грузом через Ладожское озеро пришлось по тридцатикилометровой трассе, на которой проходило усиленное круглосуточное движение автотранспорта. К тому же эта дорога проходила в зоне достигаемости вражеского обстрела. Доставив груз, я отправился на Пушкинскую. Над городом были подняты аэростаты воздушного заграждения. Троллейбусы и трамваи не ходили, улицы были заснежены, город неприветлив, суров... Голодная дистрофия начала валить людей... Наконец, я переступил порог квартиры. В ней было холодно. Сняв с плеч вещевой мешок, вошел в комнату. Меня встретила тетя, Мария Алексеевна. В другой комнате лежала тяжело больная ее старшая сестра Татьяна. Они и рассказали мне, что Лиза, моя жена, только на днях сумела выехать через Ладожское озеро. Они как-то по-своему сумели успокоить меня, что с Лизой все будет хорошо. В какой-то степени меня это радовало, но на сердце по-прежнему сохранялась тяжесть...»
